Дочь
француза и испанки — преподавателей Парижского университета Сорбонна, Вера Лотар
училась в Париже у Альфреда Корто, затем в Венской академии музыки. В 12 лет
дебютировала с оркестром под руководством великого Артуро
Тосканини.
Будучи уже известной пианисткой, дававшей сольные концерты во
многих странах мира, вышла замуж за советского инженера Владимира Шевченко и в
1938 году приехала с ним в СССР… Вскоре Владимир Шевченко был арестован. Вера
кинулась в НКВД и стала кричать, путая русские слова и французские, что муж ее —
замечательный честный человек, патриот, а если они этого не понимают, то они —
дураки, идиоты, фашисты и берите тогда и меня… Они и взяли. И будет Вера
Лотар-Шевченко тринадцать лет валить лес. Узнает о смерти мужа в лагере и двух
детей в блокадном Ленинграде.
В
лагере зэки кухонным ножом вырезали для нее на нарах фортепианную клавиатуру. И
она по ночам играла на этом безмолвном инструменте Баха, Бетховена, Шопена.
Женщины из барака уверяли потом, что слышали эту беззвучную музыку, просто следя
за ее искореженными работой на лесоповале пальцами и лицом.
Освободилась в Нижнем Тагиле. И прямо с
вокзала в драной лагерной телогрейке из последних сил бежала поздним вечером в
музыкальную школу, дико стучала в двери, умоляя о «разрешении подойти к роялю»…
чтобы… чтобы «играть концерт»…
Ей разрешили. У закрытой двери, не смея
зайти, рыдали навзрыд педагоги. Было же понятно, откуда она прибежала в драной
телогрейке. Играла почти всю ночь. И заснула за инструментом. Потом, смеясь,
рассказывала: «А проснулась я уже преподавателем той школы». Последние
шестнадцать лет своей жизни Вера Лотар-Шевченко жила в Академгородке под
Новосибирском.
Она не просто восстановится после лагеря как музыкант, но
и начнет активную гастрольную деятельность. На ее концерты билеты в первый ряд
не продавали. Места здесь предназначались для тех, с кем разделила она страшные
лагерные годы. Пришел — значит, жив.
Пальцы у Веры Августовны до конца
жизни были красные, корявые, узловатые, гнутые, изуродованные артритом. И еще —
неправильно сросшиеся после того, как их на допросах переломал («не спеша,
смакуя каждый удар, рукоятью пистолета») старший следователь, капитан Алтухов.